Кирилл  Гайдар
                       

Диалоги с Тишиной 2 .Аксон .
повествование

     Когда воскреснет любовь – мы увидим то, что раньше не замечали… (К. Гайдар)

                             Глава первая.
  2009 год. Зима. Дальний городок в отдалённом районе Сибири. Суровая зима. В мрачном и тесном леске расположилась посадка, в центре которой находится дом для умалишённых. Рядом с тропинкой к этому не очень большой зданию стоит плакат «Думай и живи!».  По тропинке идёт человек, лет пятидесяти, весь укутанный всякими шарфами, в тёплой шубе и пушистой шапке. Некрасивое и даже слегка злобное лицо покраснело от холода.
  Подойдя ближе к зданию, мужчина закуривает и останавливается. Начинается крупный снег, он встаёт под козырёк широкого крыльца. С неприятным звуком сплёвывает в сторону тропинки, даже можно было бы подумать, что в сторону плаката. Докурив, он подходит к одному из окон и громко стучит. В окне появляется лицо пожилой медсестры, и тут же исчезает. Вскоре она выходит, и с явным отвращением ему тихо говорит:
  - Вас ждут…
  Он не торопясь вошёл в здание. Прошёл вслед за медсестрой по длинному и грязному коридору и остановился возле кабинета с табличкой «Дежурный врач». Медсестра исчезла в дверях кабинета. Вскоре вышла и кивнула на дверь. Он вошёл в кабинет.
  Там сидел весьма в скромном, и давно без ремонта помещение, врач. Молодой брюнет, с хитрым карими глазами. Он как-то многозначительно посмотрел на вошедшего, молча указал на стул. Тот сел. Долго копаясь в бумагах и справках, он поднял глаза на посетителя:
  - Итак! Что скажете? – спросил он басовым голосом.
  Посетитель посмотрел на него хмуро, снял шапку и размотал шарфы. Оказалось лысый совершенно, притом с неприятным взглядом, человек оказался известным на всю страну теле-ведущим Курневским Василием Каримовичем . Врач несколько удивился, но вида не подал. Только переспросил:
  - Так что же вы хотите мне сказать?
  Курневский посмотрел на него с улыбкой, которой смотрят наверно только убийцы, перед тем как убить жертву. Расстегнув шубу, он достал увесистый конверт и положил его на край стола, но так, что врачу надо выйти из-за стола, обойти его и взять. Откашлявшись, Курневский наконец сказал:
  -  Представляете, доктор! Иду сейчас к вам сюда, и вижу в вашей посадочке между деревьями мёртвую лису. Подошёл, посмотрел – точно подстрелили! И мне подумалось, кто же это мог сделать, а? Не ожидал даже такого и увидеть… Неужели психам нужны воротники? Ведь нельзя убивать животных! Вы видели мою программу по защите диких зверей. И надо же было приехать сюда и наткнуться на такое! Просто непостижимо. Кстати меня зовут Курневский Василий.
  - Очень приятно! – сухо ответил доктор, слушая его не поднимая глаз от бумаг на столе. – Меня зовут Малинин Сергей Витальевич.
  - Очень приятно! – с иронией сказал Курневский, и достав сигарету, закурил.
  - Тут не курят, - сказал доктор, всё также не отрываясь от бумаг на столе. Можно было подумать со стороны, что он стесняется за убитую лису.
  - Да, - задумчиво проговорил Василий Каримович, затягиваясь не спеша дымом сигареты. – У вас тут не курят. У вас тут почище дела творятся…
  Малинин поднял глаза на него, и удивлённо улыбнулся. Вот только у собеседника лицо было надменное и весьма не доброжелательное. Он смотрел пронзительно. Доктор поправил папки на столе и спросил тихо:
  - Что вы хотите этим сказать?
  - А то, что вы тут не лечите, а только калечите! – почти крикнул теле-ведущий. – Вы что совсем тут охренели?! Вы должны лечить человека, а не пичкать его транквилизаторами! Я думал вы действительно вылечите её, а вы только нагадили больше. У неё кризис всё больше и больше! Вспомните мой последний приезд сюда? Я же не увидел ничего нового, только всё больше молчит и качает головой! Меня почти не помнит, говорит ещё хуже хрень какую-то, чем говорила, пока в Москве была. Специально привёз её сюда, для смены климата, мне говорили, что вы тут высшие специалисты! А вы? А вы шарлатаны!
  Последние слова Курневский как бы выдохнул, а не сказал. Бесцеремонно потушив окурок об стол врача, и бросив его на пол, он встал, достал таблетки из кармана, заглотнул её, не запивая и сел, как будто сейчас нёс целый километр мешок с картошкой.
  Малинин же выслушал его речь совершенно спокойно, даже ни малость не испугавшись. Наоборот теперь он смотрел на Василия Каримовича презрительно, и даже с иронией. Громко зевнув, он с расстановкой сказал:
  - Так-так. Значит мы не лечим. А про кого вы говорите-то?
  - Про мою жену – Лапину Елену, которая тут уже у вас полтора года лечится, - ненавистно и хрипло выкрикнул Курневский. – Только вот не может никак даже придти в себя.
  - Ах, вот вы про кого! – воскликнул, почти радостно доктор, но тут спохватился. – Хотя, постойте! У неё другая фамилия, не ваша. Какая она вам жена?
  - Гражданская она мне жена! И я вам ведь давал деньги на её лечение, а вы…
  - Вот теперь я понял! – уже задумчиво, вымолвил доктор. – М-да… Ну давайте по порядку начнём. Во-первых, я вас вижу впервые и деньги вы давали Гусицкому, глав-врачу нашему. И зачем вы их давали – я понять не могу. Вы же знаете, что психиатрия – наука очень сложная, в ней нельзя гарантии нельзя дать даже на десять процентов. Впрочем, вы сами понимаете. Вы правильно сделали, что пришли ко мне. Она сейчас лечится у меня, а не у Гусицкого… Это первое…
  - А что же второе? – презрительно сказал Курневский.
  - А вот второе самое интересное! У вашей, так сказать, жены, острая шизофрения, переходящая в припадки и полную замкнутость. Я конечно сначала думал, что ваша жена выйдет из кризиса, пусть не полностью, с некоторыми изъянами. Но вскоре понял, что это уже бесполезно…
  - Что бесполезно?! – перебил испуганно Василий Каримович.
  - Лечение вашей жены, - терпеливо и даже мягко пояснил Малинин. – Я специалист высшего класса, хоть и молодой. Меня сюда специально и выслали. Чтобы лечить очень трудных пациентов. Я когда защитил кандидатскую на тему долгого, но почти эффективного лечения – меня решили в эту специальную больницу и отправить. Я конечно может и не такой профи, как Гусицкий, но я знаю, в отличие от него, как лечить с помощью звуковых методов и гипноза. Я на этом и защитил кандидатскую. Думал, останусь в Питере, но конечно хотелось, чисто из профессионального интереса, лечить очень трудных больных. Вот мне и посоветовали. Да и платят хорошо. Я вам всё это рассказываю только потому, чтобы вы знали, что я не мальчик какой-то там. Впрочем, не в этом-то и дело…
  Курневский его слушал напряженно. Злоба немного спала, и он уже барабанил пальцами по столу. Было видно, что ему очень интересно у кого лечится его любимая женщина. Он вдруг спросил как-то почти, что в забытьи:
  - А в чём же дело?
  - А дело вот в чём, любезный! Когда я приехал сюда и принимал десятерых пациентов из трудного отделения, я думал, что вылечу хоть не всех, а половину. Но уже после двух месяцев я понял, что и троих не подниму! Это ужасно… Из них почти все безнадёжны, в числе и ваша жена! Не перебивайте! Вы когда- нибудь слышали об долгой психической коме? Нет? Так вот! Они все страдают этим почти каждый квартал!.. Каждый! Какой там мой метод! Транквилизаторы-то справляются еле! Слышали, когда пьющий человек перепьёт сильно, он спит не по двадцать часов после этого, а максимум семь часов! И он встаёт с дикого похмелья и начинает либо искать опохмелиться, либо он не знает, куда себя деть. Вот и здесь также. После транквилизатора больной спит обычно часов пятнадцать, а эти через сорок минут уже начинают кричать, кататься по полу, откусывать себе пальцы… Вот так…
  Доктор говорил очень эмоционально, поэтому Курневский не нашёлся сразу что сказать, несмотря, что пришёл сюда с решимостью. Доктор встал, подошёл к столику с медикаментами, открыл графин с водой. Выпив из горлышка воды, он достал сигареты и закурил. Курневский хотел что-то сказать, но осёкся, и тихо сказал другое:
  - Вы же говорили, что тут не курят…
  Малинин ухмыльнулся в сторону, сел за стол, и стал смотреть через плечо Василия Каримовича отрешённо, и даже где-то с грустной усмешкой. Тот же собрался с духом и спросил:
  - Так что же моя Леночка… не выздоровеет?
  - Честно признаюсь… - Доктор отрицательно помахал головой. – Никогда она уже не выйдет. И честно говоря – виноваты только вы!..
  - Я? – Подскочил Курневский и опёрся руками об стол, пристально глядя на Малинина. – А я-то в чём же виноват? Что вы не смогли её вылечить?
  - Нет. Вы виноваты, что лечить надо было раньше. Я знаю её историю болезни. Она уже третий год не в себе. Знаю – почему. У неё погиб сын, ваш вместе с ней сын…
  - Но он погиб шесть лет назад! А она такая только третий год, как вы сказали! Какая тут связь?
  - Прямая, - Доктор повернулся к окну рядом со столом, и потушил сигарету в горшке с почти уже засохшим цветком. – Она может сначала и не проявляла своё безумие, и как раз в этот-то и момент надо было выводить её из депрессии. Она очень страдала, я читал беседы её с психологами Москвы, специально запрашивал оттуда. И вот когда наступил момент помешательства – уже было почти поздно. Как говорят в химии – необратимая реакция. Но это бы ладно! Важно то, что вы сами не поддержали её, вы ушли от горя вашего общего в работу, а она осталась одна. И что вы хотите? Любой человек с горем один на один может тронуться. Я видел примерчики… Впрочем это уже не так уж и важно…
  Курневский молча выслушал, сел. Было такое ощущение, что он постарел ещё лет на десять. Слова доктора его тронули за всё больное сразу.
  - Я хочу забрать её домой…
  - Невозможно! – перебил доктор. – Вы даже с пятью сиделками не справитесь с ней во время припадков. Никакие лекарства не помогут. Она либо убьётся сама, либо… убьёт вас…
  - Но…
  - Я не дам разрешения! И к Гусецкому не ходите и деньги не давайте! Иначе я буду должен доложить в Москву о таком нарушении! Предупреждаю по-хорошему.
  Василий Каримович молчал, опустив голову. Достал сигарету, но даже не сделал попытку закурить. Промолчав минуту, он вяло сказал:
  - Можно её увидеть?
  Малинин задумался. Побарабанив пальцами по столу, по привычке глянув в бумаги на столе, сказал:
  - Пойдёмте. Но только через дверь. Не волнуйтесь, стеклянную.
  Они вышли из кабинета, Малинин закрыл дверь и они поднявшись на второй этаж, остановились у одной из палат. Дверь палаты была заперта на два замка. Было небольшое окошечко.
  Круневский посмотрел в него и увидел не очень чистую палату. Подоконники были все засалены, валялись тряпки какие-то на полу, стояла старая тумбочка и кровать. На кровати мирно спала Елена Лапина, его гражданская жена. Любимая жена. Было видно, как она дышит по движению плеч. Она была одета в пижаму серого цвета. Волосы разметались по подушке.
  Василий Каримович смотрел на неё. По щекам текли скупые мужские слёзы. Рукой притронувшись к двери, он шептал:
  - Леночка! Любимая моя и дорогая! Не смог я тебя вытащить из этого… Не смог… Я так виноват перед тобой. Ты столько переживала, столько сейчас может быть переживаешь во снах, а я дурак… Работа была моим спасеньем, для тебя видно гибелью… Надеюсь во снах тебе не больно, и во снах ты видишь сынишку, меня, всех кого любила и любишь… я надеялся, что эта болезнь пройдёт, но вынужден признать, что надежда моя наверно меньше была, чем твоя… Ох… Я люблю тебя! Всегда любил! Прости меня за всё! За то, что не следил за сыном, за то что на работе с ночи до утра, за то, что делал всё так чтобы не осталось у меня никого из тех, кого я люблю… Знала бы ты, как мне тебя не хватает… Если бы только знала… Но тебе теперь лучше не знать… Я люблю тебя! Прости… Прости…
  Курневский всегда и со всеми был жёсток, принципиален, хоть в принципе его характер нельзя назвать плохим. У палаты он стоял, с дрожащей рукой на стекле, со слезами на глазах. Доктор стоял сзади, он не слышал шёпота Василия Каримовича, он только два раза услышал сдерживаемые рыдания.
  - Можно её хоть на родину перевести?
  - Куда? – спросил тихо Малинин.
  - Она родилась в Рязани. Там и жила почти всегда. С сыном. Я приезжал к ней часто, как был свободен. Подарки им…
  - Я не думаю, что это хорошая идея… Здесь ей вряд ли напомнит что-либо о её горе, а там…
  - Я вас прошу очень! – Курневский повернулся к доктору с умоляющим взглядом. – Я заплачу!
  Малинин внимательно посмотрел на него. Его поразил вид этого человека, который сначала пришёл со злобой, а сейчас умоляюще смотрит. Доктор кивнул.
  - Ладно… Только денег никаких не надо! И заберите ваш конверт из моего кабинета, я знаю что там сумма наверно очень приличная. Я распоряжусь, и завтра вы её увезёте… Наймите врача в городе, а также двух ребят покрепче! Завтра всё будет сделано…
  - Спасибо, доктор, - Василий Каримович пожал руку Малинину. - Я вам благодарен очень… Простите и вы меня…
  Забрав конверт с деньгами, Курневский вышел и лечебницы, дошёл до трассы, не обращая никакого внимания на убитую лису, поймал такси и уехал в город…

***********************************************************************

                               Глава вторая.

  Рязань. 2009 год. Ранняя весна. Пасмурная погода, накрапывает мелкий дождь. У входа в супермаркет остановилось такси, Волга тридцать первой модели, красного цвета. Весьма необычный цвет машины такой марки не вызывал у рязанцев особых эмоций. За рулём машины сидел молодой парень двадцати пяти лет, со светлыми длинными волосами, с задумчивым лицом, в чёрной старенькой и потрёпанной годами куртке, в синих джинсах. Припарковавшись на стоянку, принадлежавшую супермаркету, он опустил стекло дверцы, и закурил. Было видно со стороны, что этот ничем особо не примечательный человек, находится в своих каких-то мыслях, которые весьма глубоко его беспокоят, а может даже и мучают изнутри. Не замечая никого, он курил сигарету, забывая стряхивать пепел, и даже зазвонил его мобильный телефон, он не сделал ни малейшей попытки ответить на него.
  Он витал в своих мыслях.
  «Ну что же это такое-то! Ну почему именно я приехал на этот дурацкий вызов? Ну что никого другого что ли не нашли эти простите я заругался в диспетчерской? Так нет! Надо было меня отправить туда! Во всём конечно Митька виноват! Он только возит с таких дальних мест людей… А тут он зажрался, как свинья, его мать! И меня туда отправили… Не знал я, что когда-нибудь попаду в такую дурацкую историю! Надо же было приехать на вызов именно к этой стерве мне, а?.. Что за наказание такое! Мало того, что в школе сох по ней, цветы на украденные у матери моей несчастной деньги, ей покупал, а она меня в грош не ставила, а только на посмешище!.. Я же теперь ещё опять её встретил и опять, твою мать, не могу глаз от неё отвести! Она старше меня, постарела хорошо, хоть и молода, зачем она мне?.. Тем более замужем! И дёрнула меня нелегкая ещё и телефон ей оставить! Она видите ли хочет пообщаться лично, и подольше! Идиотизм! Что мы можем сказать-то друг другу? Про погоду болтать? Или про её мужа? Или… Да ну! Надо сменить номер и дело с концом! Что я парюсь-то? Или не отвечать! Позвонит раз-два, и поймёт всё… То, что я деньги за вызов не взял с неё по старой дружбе – это ерунда! Хоть я сам еле кормлюсь, но жалеть о таком просто наверно глупо. Но вот телефон не надо было ей давать ни в комем случае. Какой же я дурак, а?.. Дурак просто…»
  Его размышления прервал полноватый человек лет сорока, в чёрной дублёнке. Рядом с ним стояла женщина лет двадцати девяти, красивая, стройная. Она держала два больших пакета с покупками. Мужчина, внимательно посмотрев на водителя который отрешённо курит, громко спросил:
  - До Новосёлов за сколько отвезёшь?
  Водитель такси от неожиданности отрывания его от мыслей, весьма заметно вздрогнул. Выбросив сигарету, он, садясь в машину, сказал:
  - Ммм… За сто двадцать…
  - Что-то многовато. Может за сто?
  - Хватит торговаться, - тихо сказала женщина, рядом с ним стоявшая. – Я очень сильно устала, поедем за сто двадцать. Сумки тяжёлые, а ты…
  - Заткнись! – прошипел мужчина, злобно глядя на неё. – Не твоё дело, дура! Стой и молчи себе в тапочек!
  Женщина скорбно посмотрела на него и замолчала. Мужчина, молча вынул деньги, отдал водителю и сел на переднее сидение рядом с водителем. Женщина с сумками села сзади.
  Машина тронулась. Водитель ехал не очень быстро, поэтому полноватый мужчина всё время косился на него. Женщина молчала. Не проехав и половину пути, мужчина вдруг побагровел и обернувшись назад с неприятной интонацией сказал:
  - И думать мне не смей, сука ты такая! Иш чего она удумала! Тварь подзаборная! Да я тебя в бетон укатаю вместе с твоим ублюдком! Думать надо головой, а не чем ты, не будет сказано при постороннем человеке! Совсем уж охренела на старости лет-то? Ты думаешь я не знаю, как всё на самом деле? Знаю, дура ты такая!..
  Во всё время продолжения его речи, женщина сидела молча, только глаза были все в слезах. Руки заметно дрожали от волнения и обиды, каштановые волосы разметались по сидению. Было впечатление, что она вот-вот упадёт в обморок. В то же время водитель, услышав слова пассажира, удивлёно подняв брови, изредка поглядывал на него. В голове его промелькнула мысль: «Наверняка изменила ему! А он теперь, как рогоносец куражится! М-да… Такой сволочи как ты не грех изменить! Впрочем, она тоже хороша! Бабы они такие! Дай им волю, перетрахаются со всей страной, а может и подальше гульнут! М-да, смешно». Он незаметно улыбнулся.
  В это время мужчина, постепенно нарастая в себе гнев, повернулся к женщине, дернул её за руку, и уже сильно прокричал:
  - Слышишь, ты! Шлюха! Завтра же сделаешь, что я тебе сказал! Не сделаешь, тварь такая, Домой не приходи! К своей мамаше поедешь в свой Мухосранск!.. Я тебя предупредил!..
  - Не сделаю, - неожиданно, и со злостью, ответила она. – Хоть убей меня! Да-да, Павлик мой дорогой!.. Лучше в Мухосранске с мамой, со свиньями в хлеву, чем с таким мерзавцем, как ты…
  Не успела она это договорить, как мужчина повернулся, и сильно ударил её по лицу. При этом он задел плечом водителя, и машина немного крутанулась.
  - Э-э-э! – крикнул водитель, выравнивая руль. – Ты что с дуба рухнул что ли? Приедешь домой – там и разбирайся! Чуть с дороги не слетели!
  - А ты заткнись! – крикнул Павел. – Ты водила, знай своё место за баранкой! Тоже мне тут нашёлся! Езжай быстрее тогда, кретин…
  Машина резко остановилась. Водитель холодно посмотрел на мужчину, который снова повернулся, чтобы ударить несчастную, которая уже рыдала громко, закрыв лицо руками.
«Ну хватит уже! – ненавистно подумал. – И так меня за смену оскорбляют достаточно! Ну, сука!»
  Он достал из кармана кастет, молниеносно одел, и весьма сильно ударил его по челюсти. Недолго думая, он открыл дверцу со стороны пассажира, и вытолкнул его на улицу. А сам поехал дальше, причём спутница хамоватого и грубого Павла, осталась в машине.
  Павел, вставая с грязного и мокрого асфальта, видел уже далеко отъезжающую машину, из которой его так быстро и ловко выкинули, потёр челюсть, и злобно крикнул вслед уезжающим:
  - Ах, вы мрази!.. – Он стал ловить проезжающие мимо машины, нервно махая рукой…
  В это время, такси двигалось со средней скоростью. Женщина по-прежнему рыдала, закрыв лицо руками. Водитель с жалостью смотрел на неё через зеркало. Было видно, что обида, какую нанёс этот Павлик, весьма сильная. Водитель видавший много за пятилетнюю работу в такси, всё-таки был несколько и сам обескуражен. Видел конечно многое, и пьяных, и даже каких-то бандитов, и женщин лёгкого поведения. Но чтобы вот так устроить драку в машине и бить плачущую женщину, такого он не видел.
  - За что он так вас? – наконец спросил он, глядя на неё через зеркало.
  Она, отняла руки от лица, в районе щеки был не маленький синий след. Она увидела, что нет её попутчика впереди и сквозь ещё не остановившийся рыдания, спросила:
  - Г-где он?
  - Дал ему по морде, и выкинул из машины! Надоело хамство уже сверх крыши! Ах, забыл снять… - Он снял кастет, и положил опять в карман куртки.
  Она уже не плакала, а пыталась осмыслить, что случилось. Посмотрев с ужасом на водителя, она сказала:
  - Остановите! Я выйду!
  - Не бойтесь. Я вам плохого ничего не сделаю. Просто ненавижу, когда бьют женщин, да ещё и хамят. Я вас отвезу куда хотите, но куда ехали – не советую ехать! Он вас убьёт. Он просто бешеный придурок…
  - Он теперь и вас убьёт! Вы не знаете его… - Она дрожала от ужаса.
  - Ну это мы посмотрим! Не таких обламывали… Всякие были… Мне кажется вам лучше успокоится. Вот здесь кафе хорошее есть, давайте остановимся, и выпьем кофе, там… или чая… а вам бы и покрепче надо бы сейчас…
  - Я не пью! – Она стала заметно успокаиваться. Хоть и был заметен след от удара на лице, но он больше походил на румянец. Она достала из сумочки зеркальце, посмотрелась в него, убрала, потом достала платочек с голубыми узорами, высморкалась.
  - Ну, значит кофейку!..
  Он остановил машину рядом с кафе, припарковался во дворе, дабы по пути бывший пассажир бы не увидел что они там. Они вышли. Она слегка покачивалась, он поддерживая её за руку, отвёл в кафе. Они присели за дальним столиком. Она не смотрела на него, а как-то отрешённо щурилась на пепельницу на столе. Подбежала молоденькая официантка:
  - Что будете заказывать?
  Водитель посмотрел на неё, словно в пространство, и ответил:
  - Два кофе и… пирожных…
  Официантка, весьма удивлённо глядя на лихой вид посетителей, особенно посетительницы, ушла. Водитель, посидев молча минуты три сказал:
  - Хоть это и не важно, меня зовут Владимир. Владимир Ковалёв.
  Она посмотрела на него мельком и ответила:
  - А меня Карина. Карина Салицкая. Наверно слышали такую фамилию. Был такой артист в городе на Неве в конце девятнадцатого века. Так вот я его праправнучка. Хотя это тоже не особо и важно-то… Не знаю, зачем я это говорю… И что вообще здесь делаю…
  Владимир посмотрел на неё с сочувствием. Он помнил, как его отец избивал мать, когда приходил пьяный домой, пропив в забегаловках всю зарплату. Теперь перед ним сидела несчастная, которую бьёт муж. Он не глядя ей в глаза, грустно сказал:
  - Вы меня простите, что я выкинул вашего мужа из машины, да ещё и по морде надавал. Просто я не люблю, когда бьют женщин, можно сказать травма с детства. Я помню мой отец весь облёванный и грязный приходил домой, и начинал бить сначала мать, потом меня, даже моей бабке, его между прочим матери попадало. Когда он умер – я смеялся и хохотал на похоронах. Все мои родственники думали, что я свихнулся от горя, а я свихнулся наверно от радости. Сейчас я живу один, мама моя умерла два года назад, за ней бабка… Вы простите меня, нервы сдали, вот поэтому я вашему мужу и нарезал. За смену столько всего наслушаешься, что хочется потом убить кого-то. И вот видно ваш муж попался мне…
  - Он мне не муж, - холодно сказала Карина, глядя как-то строго в глаза странного добродетельного водителя. Владимир удивился.
  - А за что же он вас так?
  - Это мой любовник. Гартанов Павел. – Она снова вынула платок, но уже другой, и приложила его к глазам. – Мы с ним встречаемся больше пяти лет. И я беременна от него… - Она убрала платок, и прямо посмотрела на Владимира.
  Тут официантка принесла заказ, и быстро ушла. Владимир внимательно посмотрел на Карину, и как-то странно спросил:
  - Он женат?
  - Да.
  - И он хочет, чтобы вы сделали аборт?
  - Вы угадали всё.
  Наступило молчание. Ковалёв закурил, и стал смотреть на странную картину на стене кафе, которая изображала полуобнажённую девушку, и розой на груди. Не понимая какое отношение имеет к простому кафе такой сюжет на холсте, он моча курил. Карина тоже достала сигарету, но не закурила. Просто положила рядом с чашкой горячего кофе. Она тихо сказала:
  - Он думает, что я где-то нагуляла ребёнка, но это не так. Все его доводы, что он всегда предохраняется, и другая чушь, которую он порет – всё это бред. Я ему не изменяла никогда. Я его любила. Я бросила из-за него такого парня когда-то, а зря… Любил он меня безумно… Он всегда был нежен, любил меня, заботился. Я не просила его развестись с женой, старой и больной, и жениться на мне. Нет! Просто чтобы он был рядом, чтобы любил меня. Не просила содержать себя, я сама работаю. И не в его фирме, как многие любовницы, а сама нашла работу. Я всегда была рядом, и когда плохо, и когда хорошо. Но когда мы сегодня поехали за покупками, чтобы потом отправиться ко мне и устроить праздник, я ему сказала о том, что беременна уже месяц. Я и хотела по поводу этого и устроить-то праздник. Позвонила ему, мы накупили всякой всячины, я ему купила его любимую рыбу, и всё это на свои деньги, не взяв у него даже копейки, хоть он и предлагал. Когда после кассы я не удержалась, и сказала ему о ребёночке, которого жду, он прямо превратился в зверя! Он стал бить и оскорблять меня ещё в супермаркете, пока нас не попросили выйти охранники. А что он делал пока мы до такси! И шлюхой меня называл, и подстилкой, и даже… Нет сил сказать! А в такси… - Она со слезами на глазах взглянула на Владимира, который внимательно её слушал. – Ах, да… Вы сами всё видели и знаете! Он говорил, что если я не сделаю аборт, он сделает всё, чтобы меня уничтожить. И начальнику моему позвонит, и… что я нигде больше не устроюсь, а пойду с младенцем на панель… Он никогда таким не был! Он ни разу даже не нагрубил мне. И вдруг… Вот…
  Она замолчала, хлебнула кофе, подумала, и всё-таки закурила сигарету, лежавшую на столе. Владимир выпил кофе, от уже почти законченной сигареты, которую курил во время рассказа Карины, снова закурил новую. Они оба молчали. Не то, что нечего сказать, а просто хотелось молчать.
  Ковалёв вдруг начал говорил, смотря на картину:
  - Странная какая-то картина висит здесь! Не понимаю я её. Вот недавно был в Москве в одном кафе, ну там вместо картин фотографии пейзажей, там животные, или рыбы… А тут висит полуголая девка, с розой. Странно очень…
  Карина обернулась и тоже посмотрела на картину. В отличии от собеседника, её не впечатлило даже на чуть-чуть живопись неизвестного художника. Владимир увидел это в её глазах, не удивился.
  - Карина! А вы любите живопись? – неожиданно спросил он.
  - А вы надеюсь не хотите мне предложите позировать вам голой? – с чуть заметной улыбкой, сказала она. Было видно, что она постепенно успокоилась. Хотя, тушив в пепельнице сигарету, руки ещё дрожали.
  - Ну зачем же вы так говорите! – серьёзно ответил Владимир. – Я просто спросил. Я вот очень люблю живопись. Со мной девчонка одна училась в школе, ходила в кружок по рисованию, потом поступила в художественное училище. Сейчас пишет прекрасные картины. Я видел как-то, когда она приглашала меня на день рождения. Мы дружим давно, просто дружим. Она замужем тоже за художником. И вот что интересно! Все говорят, что художники бедные всегда. Не правда это! Они живут побогаче ещё любого бизнесмена. От заказов отбоя нет. Даже на дне рождения её муж выходил из-за стола два раза, чтобы закончить заказ на копию картины! Представляете?..
  Карина на этот раз улыбнулась, глядя недоверчиво на своего почти незнакомого собеседника. Но решила не высказывать своих мыслей на этот, просто откусила кусочек от пирожного. Владимир потушил сигарету, отпил кофе и сказал:
  - У меня вот тут вышла история. Как-то вызвали меня через диспетчера отвезти человека домой. Ну, дело ясное! Этим и занимаемся-то! Приезжаю. Садится в машину девушка на переднее сидение. Назвала адрес. Едем. И я еду, поглядываю на неё и думаю  - где я мог видеть её?! И представляете – это оказалась моя первая любовь по школе! И она меня тоже узнала. Разговорились. Она меня в школе-то не очень жаловала, я во-первых младше её на три года был, во-вторых неблагополучная семья, пьющий отец и всё такое. А она тогда была первая красавица в школе, парни за ней так и увивались, а она – гордая, не преступная, ни с кем даже медляки не танцевала на школьных дискотеках. И я тогда думал – нет, не добиться мне её никогда, хоть я тресни. А дома и так жрать нечего, а я у матери, помню, последние деньги спёр, чтобы купить ей цветы. Которые она потом при мне и хохочущей толпе её друзей выбросила в урну, и даже не пожалела каблук растоптала там… Только сестра её меня жалела, и даже как-то отругала её при всех из-за меня… Жалко так её… Сестру, в смысле… Хороший она была человек…
  Он замолчал, грустно глядя на чашку кофе, в котором кофе уже стал остывать. Карина слушала его рассказ очень внимательно. Она даже уже немного позабыла о своих проблемах. Она осторожно спросила:
  - А почему… была? Что с ней случилось?
  Владимир с грустью взглянул на Карину, отвёл глаза и продолжил:
  - Случилось, конечно, всё очень плохо. Я бы даже сказал – трагически. Я до сих пор не могу понять, как такое могло произойти. В голове не укладывается. В общем дело было так. У Кати… этой девушки, которую я любил  не было никаких парней, она себя вела королевой. А у сестры, её Ленкой звали, был паренёк. Сашка – простой парень, не выделялся из толпы, хотя папаша у него был и есть крутой. Ну вот!.. Ленка значит с утра до ночи с Сашкой, на море даже ездили, всё дело шло к свадьбе, а Катя, любовь моя, ходила и только презрительно на всех смотрела. И тут значит родители сестричек наших решили съездить куда-то, куда не знаю… И в общем разбились… - Владимир вздохнул, достал сигарету и закурил. Едкий дым змейкой пополз вверх.
  - И все разбились?.. – тихо спросила Карина, видя, что ему тяжело говорить дальше.
  Ковалёв посмотрел на неё внимательно, и собравшись с духом, продолжил:
  - В том-то и дело, что нет!.. Родители-то всмятку все на месте умерли, Ленка инвалидом стала, ходить не могла, сама есть не могла. Мне говорили, она только говорить могла. А Катька отделалась вообще царапинами. Стали они жить вдвоём. Ленку Катька домой забрала, а сама стала работать в парикмахерской, ещё и училась, а Ленка дома одна… Совершенно одна, в инвалидной коляске, никому не нужна… Никому… Даже её парень не пришёл к ней, когда она пришла в себя. Ну ладно… Потом как-то иду я с работы, а я тогда работал слесарем, только права получил, меня друг устроил к автосалон… Смотрю, а на лавочке Катя целуется с Сашей! Причём так хорошо целуются, со страстью…
  - Подожди… - перебила Карина его. – Кто целуется с Сашей? Сестра? То есть сестра целуется с парнем своей сестры, которая в коляске?
  - Ну да! Я абалдел аж! Думаю  - вот это да! Ну, потом спустя неделю иду как-то, смотрю Катька на встречу чешет! Я ей – привет! Спрашиваю – могу я зайти к Ленке повидаться? А она мне в ответ – можешь! Когда меня не будет дома, ты противен мне со школы ещё… И дальше пошла! А я думаю – как я могу повидать Ленку, которая была добра ко мне всегда, если мне никто дверь не откроет, она же инвалид… И я понял, что она боится, что Ленка всё узнает о них с Сашей от меня! Вот потом… - Владимир нахмурился. – Вообще ничего я не понимаю! Тут значит Сашка попадает под машину, и прямо в этот же вечер Ленка тоже умирает… И что самое интересное – Катьки на похоронах ни сестры, ни Сашки – не было! Правда ходили слухи, что она сама задушила сестру… Кто-то говорил из-за ревности, кто-то в состоянии сильного душевного расстройства из-за смерти парня… Не знаю… Знаю то, что через месяц она вернулась, быстро продала квартиру, и вышла замуж за какого-то вообще не понятно откуда появился он, человека… Говорят бизнесмен даже какой-то… Она ни с кем не общалась, ни с подругами, ни с друзьями, ни с соседями, со мной даже говорить не хотела она… И вот я её встретил, и вот теперь она хочет уже сама со мной говорить… Только я что-то не очень-то желаю… Вот так…
  Карина слушала внимательно. За время рассказа таксиста, она закурила, совершенно машинально, не заметив даже этого.
  - М-да, - промолвила она, глядя на стол. – История жуткая… Мне жаль… И вас… И их…
  - Да… Жаль… - Владимир смотрел на неё. – Вы-то теперь что делать собираетесь?
  Карина пожала плечами. Она была уже спокойна. Затушила сигарету. Посмотрела на часы. Потом, подумав, сказала:
  - Домой мне нельзя никак! Он убьёт меня теперь. Я конечно не жалею, что вы сделали для меня. Если бы не вы – он убил ребёнка моего всё равно. Теперь я не знаю, что делать… Когда-то в детстве я всем говорила, что буду любить только одного мужчину всю жизнь, и только один раз выйду замуж. Что ж, замуж я так и не вышла, осталась просто… - Она вдруг испуганно чему-то вздрогнула. – Я осталась… Осталась… Подстилкой! – Карина заплакала. – Он прав! Я подстилка! Богатого урода!.. Какого-то придурка… Что же мне теперь делать…
  Владимир с сочувствием смотрел на неё. Барабаня пальцами по столу, он вздохнул, и сказал:
  - Простите меня… Я могу вам помочь. Я могу вас спрятать пока… Пока всё не утрясётся, пока не придумаем, как лучше поступить…
  - Где спрятать?
  - Я мог бы вам предложить свою квартиру, но во-первых это будет сразу странно выглядеть, а во-вторых ваш… ммм… любовник вычислил уже где я живу, и кто я… Это небезопасно…
  - А что делать? – Карина уже не плакала, взгляд её был тревожным. – Что теперь делать?..
  - Что делать?
  Владимир задумался. Посмотрел на часы. Посмотрел на Карину. Зачем-то внимательно снова разглядел картину на стене. Достал мобильный телефон, набрал неуверенно чей-то номер.
  - Алло… Э… Привет! Это Владимир… Нет… Нет… Володя я… Вспомнила?.. Вот-вот!.. Слушай… У меня тут возникла проблемка… Да как сказать-то… Нет, не только из-за этого звоню… Не только… Да… Дело вот в чём! Нет ли у тебя… Как же сказать-то лучше?.. Ммм.. В общем нужно одной девушке срочно спрятаться… Ну да… Да ситуация жуткая просто… Ей угрожают… Ну да… Да… Поможешь?.. Хорошо! Сейчас приеду!.. Куда? Ага… Запомнил… Всё! Будем скоро…
  Владимир положил телефон в карман, встал, отошёл к стойке маленького бара, расплатился, и вернулся. Карина смотрела на него с недоумением. Было понятно, что она не очень доверяет своему новому знакомому. Но выхода у неё не было. Зная характер своего любовника, она не рискнёт вернуться обратно. Подружек почти нет, пойти собственно не к кому. А этот странный герой-таксист производит впечатление порядочного человека.
  - Всё! – сказал, оглядываясь почему-то, Ковалёв. – Едем. Ты поживёшь у одной моей знакомой. У неё муж только что уехал надолго за границу, она пока приютит тебя…
  Карина согласно кивнула. Выхода не было.
  Они вышли из кафе. Сели в машину и быстро уехали.
  Шёл мелкий весенний дождь со снегом. Казалось, что зима не хочет пустить весну в мир. Было не очень холодно, но как-то зябко. Карина по совету Владимира села назад, как ехала и раньше. Машина ехала легко, но всё же очень быстро ехать было не позволительно. Скользко.
  Владимир въехал в весьма грязный и запущенный двор при пятиэтажном доме, и остановился около подъезда. Они вышли из машины. Уже дул просто ветерок. Теплый и весенний.
  Когда вошли в подъезд, Карина идя сзади Владимира, спросила:
  - А к кому мы приехали?
  - К Кате. – Владимир продолжал подниматься по лестнице, не оборачиваясь.
  - К Кате? – Карина растеряно посмотрела на него, и остановилась. – К той, о которой вы мне говорили в кафе? Которая убила сестру?
  Владимир остановился, и обернулся к ней. Глаза у Карины были очень испуганные, и она уже начинала спускаться вниз. Владимир подошёл к ней, взял за руку, посмотрел на неё внимательно, и серьёзно сказал:
  - Поймите, Карина! Нам больше некуда идти. Моих всех друзей вычислит он в раз, и нас везде найдут. А про Катьку не знает никто. Я никому не говорил ещё, что видел её и собираюсь даже встретиться с ней. Здесь вы в безопасности.
  - Но вдруг она меня, как… - Карина тревожно посмотрела на верхние этажи. – В общем вы понимаете…
  - Ну как вам такое в голову пришло? Она с характером конечно! Но не убийца. Я же вам говорил, что были просто сплетни… Там кто знает… Она уж не такая и плохая…
  Карина неуверенно согласно кивнула. Они подняли на пятый этаж и остановились у тёмной железной двери. На стене рядом было написано маркером «Бритни Спирс шалава и вы все тоже!».
  Не обратив внимания на надписи, Владимир позвонил в дверь, Карина стояла на ступеньках.
  Замок щёлкнул.

                               Глава третья.

  Сколько же цветов-то вокруг! Сейчас утону точно где-нибудь около роз, или вон тех фиалок! Кошмар! Не могу никак даже ступить! Раздавлю всё! Вот тюльпаны мне что-то не особо жалко! Мерзкие всё-таки цветы… Не знаю почему не люблю я тюльпаны! Наверно потому что в детстве их обрывали с чужих дач и садов мальчишки, а потом кидались в нас ими, а не дарили, как нормальные мужики! Розы! Лучше всего розы пахнут, смотрятся! И пусть они с шипами… Наша вся жизнь выстроена из шипов! С маленькими картинками в редкие периоды лепестков роз! Да и кому какое дело до шипов? Красота – самое главное! Розы красивые и нежные… Нежные, как морская вода… или… или… прохладный душ в жару под тридцать градусов. Когда всё плавится, и душа, и мозги, и хочется просто окунуться в прохладную воду свежести, настоящей волны… Ах… Как это на самом деле приятно! Розы пахнут любовью, но любовь никому не нужна без роз… Только розы поддерживают любовь, нежность, ласку… Только розы способны поддержать в человеке жизнь и сделать его любым! Любым! Каким он хочет быть, тем его розы и сделают! Вот только надо чтобы шипы они сжимали достаточно сильно. Иначе нельзя. Не познав вкус и чувство шипов, не притронуться к лепесткам. Всё будет напрасно. Шипы должны напоминать человеку ежесекундно, что могут остаться только они, а лепестки завянут и распадутся… Как всё-таки это хорошо…
  Вот если бы цветы умели говорить – они бы многое рассказали о своих свойствах и даже возможностях! Но к счастью они не умеют ни говорить, ни даже намёки подавать человеку! Допустим, какой-нибудь дурень купил цветов, пусть те даже розы и пришёл к своей возлюбленной! Подарил, поцеловал нежно, или пусть даже страстно! Но зачем он купил эти удивительные, милые, красивые, загадочные цветы? Зачем?.. За тем чтобы потом просто заняться сексом со своей возлюбленной, ибо за цветами следует ужин в ресторане, или пусть даже в кафе, а потом ночь страсти и наслаждений! Не стал бы он покупать эти великие розы просто так… Жаба бы потом задушила о потерянных деньгах! Почему сейчас розы не являются символом чувств, любви, добра, даже дружбы! Везде своя выгода, везде свой расчёт! Или по-другому, муж по пьянке изменил жене, не ночевал дома, истрепал ей все нервы… И вот опохмелившись в пивной, и закусив жевачкой, дабы не пахло от него – он покупает розы и идёт к жене на коленях умолять его простить! Но простить за что? Он здесь точно соврёт! Как бы отвлекая красивыми розами, он скажет что какой-нибудь Ванька его напоил у себя дома, и он чисто физически не смог пойти домой. И что они были только вдвоём, никаких женщин, никаких нюансов… Вот так… Розы становятся заложниками лжи, разврата, предательства! Они же чувствуют! И как правило такие розы быстро вянут, опадают грустно лепестками своими мимо вазы, и в неё. Розы выбрасываются, забываются обиды, всё встаёт на свои места. Не верю я в искренность тех, кто дарит розы! Не верю! Не могу просто поверить! Даже самый романтичный молодой человек дарит розы какой-нибудь девушке на свидании, для того, чтобы очаровать, обольстить, произвести впечатление… А всё сводится к одному и тому же… Сначала для постели – розы, потом, чтобы сгладить вину перед женой розы, а потом на могилу – розы… И везде получается так, что розы играют все лишь какую-то роль… Я бы сказала даже – роль дурмана. Ведь может играть роль дурмана добрые и ласковые слова, серенады под окном, лесть, красноречивый взгляд… Многое играет роль дурмана… Но почему цветы берут на себя такую роль, никак не могу понять! Почему мы подкупаем других людей средством того, что красивыми, живыми цветами мы заглушаем их бдительность, заставляем видеть то, чего нет на самом деле, и не было никогда, да и не будет никогда в жизни! Бред собачий… Человек наверно видит то, что хочет видеть! Так всегда было… Как бы не говори ему, что на самом деле птицы чайки не красивы, он просто по их полёту будет судить, что они прекрасны. А если бы они видели их лицо, клюв… Да они видели! Но их полёты уже очаровали! Они не видят очевидного, и им в принципе – всё равно…
  Розы. Как они прекрасны в тишине. Когда дымится сигарета, когда отпито из бокала всего лишь глоточек вина, когда они стоят в красивой вазе. Но красота вазы меркнет перед ними. Ты чувствуешь их запах, видишь их прелесть и нежность! И хочется как можно дольше не касаться их, дабы не почувствовать боль шипов раньше, чем надо! Но нет! Ты трогаешься лепестки, ощущая нежность пальцами рук, коснёшься шипов, дабы охладить пыл прелести… А они ведь чувствуют… Они всё чувствуют! Это нам так кажется, что они бездушны, но это не так…
  Ах! Как я люблю тишину! Слушать тишину… И я конечно бы… Ну вот! Кто-то нарушил тишину… И прогнал… И розы исчезли…

                               Глава четвёртая.

  Квартира. Спальня. Окно закрыто тёмной шторой. На роскошной большой кровати спит Катя. Кроме нижнего белья на ней нет ничего. Лицо её закрыто одеялом. Только видны её растрёпанные светлые длинные волосы. За журнальным столиком, на котором стоит телевизор, сидит Костя на маленьком стульчике для спальни. Красивый, стройный шатен тридцати лет. На столике разбросаны фотографии, некоторые из них измятые, некоторые порваны. Костя не спеша выпрямляет их, складывает в стопку. Потом поворачивается лицом к кровати, встаёт садится на кровать. Через пять минут глубоких раздумий, говорит:
  - Кать, я же просил тебя…
  Ответа не последовало.
  - Не делай вид, что спишь! Я отлично знаю, что ты ждёшь когда я уйду, и опять приняться за старое! Ну зачем ты пила вчера? Зачем эти фотки смотрела? Я пришёл – ты лежала на полу, не могла встать сама и дойти до кровати. Я конечно понимаю тебя. Но пойми, что ты этим только себе хуже делаешь, накручиваешь себя до предела. Пойми, что это уже давно всё прошло. Это прошлое. А твои антидепрессанты и водка не решают этих проблем! Вставай! Я же знаю, что ты жаждешь опохмелиться. Что же такое опять… Ты не пила пять лет, и опять… Ведь у нас сын растёт, подумай о нём… Ты же была жизнерадостной, даже после всего что пережила, а ты опять…
  Катя встаёт. За шесть лет она внешне постарела на двадцать лет. От красивой и обольстительной девушки не осталось и следа. Уже видные глубокие морщины, бледный цвет лица, мутные глаза, взгляд выражающий равнодушие и безразличность, на руках и ногах синяки, от падений в алкогольном опьянении. Волосы она давно не подстригала, и сейчас они были до бёдер. Протерев глаза руками, она медленно встала и села на кровати рядом с мужем Костей. Он смотрел на неё с жалостью. Они познакомились поженились пять лет назад. Он тогда был всего лишь рядовым продавцом, сейчас он владелец продовольственного магазина. Она ему понравилась задумчивостью, покладистостью, молчаливостью, умом и красотой. Он полюбил её с первого взгляда, встретив около магазина, где работал и преуспел. Она три года назад родила ему сына, Никиту. Она всегда заботилась о доме, сыном занималась. В общем получилась хорошая, крепкая семья. И вот…
  - Катя! Я прошу – не пей больше! Съезди к матери и забери Никитку. Ты же обещала ещё в прошлые выходные…
  Она мутно посмотрела на него. Молча встала, подошла к тумбочке, достала бутылку водки, нашла в тумбочке также стаканчик, налила и молча также, смотря в зеркало, выпила. Взяла с тумбочки маленькую конфетку и съела её. Костя с болью смотрел на неё, но промолчал. Неожиданно Катя сказала:
  - Не поеду я к твоей матери. Не люблю я её. Сам забери Никитку, если хочешь… А лучше он пусть ещё побудет у неё. Незачем ему видеть, как его мать бухает…
  - А ты не бухай… - Костя с мольбой смотрел на неё.
  - Отстань! – раздражённо сказала Катя, ложась на кровать, смотря в потолок. – Надоело мне – не бухай, не принимай! А что мне делать-то? Я сама не знаю что случилось! Что я так сорвалась опять. – Она замолчала. Потом тихо добавила: - Снятся они мне…
  - Опять?
  - Да. – Катя закрыла глаза. – То он, то она… Жуть! Не снились пять лет, пять лет… За это время я стала всё забывать… Да их как-то уже не помнила точно… их лица, характеры, голоса… И тут опять… Опять! Вот например сегодня приснилась… Ленка… Сидит рядом со мной за столом, весёлая такая, смеётся… Говорит мне – «Я так рада, что ты счастлива! Если ты счастлива – то и мы. А мы здесь счастливы!» Я проснулась… Меня передёрнуло… К чему всё это было? К чему? При чём тут счастье? – Она встала и нервно стала ходить по комнате. – Зачем приснилась? Зачем пришла в мои сны и потревожила меня своими словами? А то счастливы они там…
  При последних словах Костя поморщился. Ему явно были они неприятны. Он молча наблюдал, как мечется его жена по спальне. Вскоре она выпила ещё и села на пол. Закрыла лицо руками. Костя как-то многозначительно сказал:
  - Ну и пусть они там счастливы. Тебе-то что от этого? У нас семья, своё счастье. У них наверно своё.
  Катя злобно посмотрела на него. Глаза её горели ненавистно-пьяным огнём. Она встала, подошла вплотную к мужу и приблизив своё лицо к нему, прошипела:
  - А вот мне есть дело! Меня бесит, что они там счастливы! Предатели! Ты что думаешь – я дура что ли? Думаешь я ничего не понимаю совсем? Он ведь специально кинулся под машину, я читала протокол… По знакомству… Он понимал, что здесь ему уже не будет счастья с моей сестрой, с этой сукой! А я, как дура, влюбилась в него, поверила ему… А нужна была только для кровати, чтобы отвлечься от грустных мыслей о несчастной любви к Лене! Да-да! Так оно! Я всё поняла в СИЗО! Всё! Он знал всё заранее… И эта сука знала! Мало того, что меня использовали, как дешёвую шлюшку, я ещё собственными руками задушила свою сестру! Которая двинуться даже не могла, сопротивляться! – Глаза Кати сверкали. – Ты понимаешь это или нет?
  - Не говори так! – тихо сказал Костя, глядя в сторону. – Я же знаю, что ты так говоришь из-за болезни. Мне врач говорил, что это плод твоей фантазии от шока смерти этого… парня и сестры… Зачем ты себя ставишь убийцей? Ведь следствие доказало, что ты не причастна, и что тебя обвиняли напрасно…
  Катя нервно расхохоталась ему в лицо. Опять подошла к тумбочке. Выпила ещё водки. Откашлялась. Нашла сигареты, пепельницу и зажигалку где-то на полу. Закурила. Снова подошла к мужу и села перед ним на пол. Посмотрела на него с непонятной улыбкой. Поправила трусы и бюстгальтер. Костя молча смотрел на неё. Она медленно проговорила:
  - Какой же ты дурак, Костик! Просто ду-ра-чок! Я когда узнала о смерти Сашки, сразу же пошла домой! Эта сука сказала, что лучше пусть он умрёт, чем будет со мной… Вот он и умер, как будто она наколдовала… А я любила его… Очень любила… Впервые в жизни я так любила… Я не смогла сдержать себя… Я плохо помню, как душила её… Но это сделала я… - Голос её был невозмутим и спокоен. – Мне надо было не убивать эту тварь, а мучить её… Страшно мучить… Но сдурила сама – пришла и убила… Я сама вызвала ментов, как пришла в себя… Сказала, что ничего не знаю, вот пришла и всё такое… Я поняла, что сяду в тюрьму. Они не поверили и упаковали меня. Если бы не один наш дальний родственник, дядя Слава… сидела бы я сейчас… Он помог… Дал кому надо – сколько надо… Я должна сейчас сидеть в тюрьме… А я здесь… А они там… Счастливы… А я здесь…
  - Несчастна? – хмуро спросил Костя.
  - Да нет… Ты меня устраиваешь. Что я тебя не люблю, и не полюблю наверно никогда – я говорила до свадьбы. Ты принял и смирился. Я никого не полюблю никогда. Мне, к сожалению, любовь даётся тяжко в жизни…
  - Но я тебя люблю.
  - Люби, - равнодушно сказала Катя. – Я не запрещаю. Но от меня не жди этого. Я не могу любить никого. После всего, что со мной было – у меня как бы вырезали сердце… Это конечно банально, но… Лучше любовь между ног… - Она усмехнулась.
  Костя встал. Подошёл к шкафу. Достал свитер, положил в свою сумку. Подошёл к Кате, поцеловал её в губы. Катя сидела отрешённо, не ответив даже взглядом на поцелуй мужа.
  - Я уезжаю на две недели, - тихо сказал он. – Надеюсь, что ты не будешь здесь хандрить, и пить… Я люблю тебя! Всё-таки подумай, и забери Никитку… Пока, Кать…
  Он обулся в прихожей и быстро вышел из квартиры. Катя всё ещё сидела на полу, равнодушно смотря на сигарету.
  Медленно встала, пошла на кухню. На кухне творил хаос. Посуда была почти вся не вымыта, на полу валялись пустые бутылки, пакеты, крошки и даже у окна валялись чипсы. Катя выбросила окурок в открытую форточку. Закрыла её. Осмотрелась. Ни тени омерзения от грязи в весьма хорошо оборудованной кухне. Задумчивость на лице. Зазвонил мобильный телефон, который лежал на холодильнике. Она подняла трубку. После разговора с Владимиром Ковалёвым, она отключила телефон, пошла в прихожую и отключила также городской. Пошла в спальню, включила телевизор, одела красивый халат. Подошла снова к тумбочке, выпила полную до краёв рюмку, закусила снова какой-то маленькой конфеткой. Молча и безразлично глядя в экран телевизора, прилегла на кровать и тихо с расстановкой сказала себе:
  - Не по-ве-рил… Ду-ма-ет, что я – сумасшедшая!.. А я ведь правду говорю! Почему никогда не верят, когда правду говоришь? А когда врёшь – верят все… Дурдом какой-то… Где же Володька-то со своей подружкой? Поди от папаши и мамаши увёз! Володька-то парень простой, а им поди подавай богатого и красивого. Знаем мы их… Так-с, а водочка у нас осталась? – Катя посмотрела с кровати в тумбочку. – О! Три пузыря! Значит муженёк не стал прятать, как в прошлый раз… Знает, что пойду и куплю, если надо… Вот и бухнём втроём… Хоть кто-то рядом будет… А то опять мерещится начнёт…
  Звонок в дверь. Катя быстро встала и пошла открывать. На пороге стоял Владимир с Кариной. Видно было, что случилось что-то.
  - Привет! – со слабой улыбкой сказала Катя. – Заходите…
  Они тоже поздоровались и прошли в квартиру. Катя сразу ушла в спальню и снова прилегла на кровати. Гости разулись и робко прошли за ней. Встали, смущаясь от вида хозяйки и беспорядка в квартире, около шкафа.
  - Садитесь где хотите, - сказала Катя, уже с заметно пьяной улыбкой. – На меня не обращайте внимание. Я здоровье поправляла после вчерашнего. Напилась вчера – вот теперь мучаюсь…
  Карина села на стульчик около журнального столика, а Владимир присел на край кровати. Катя, не вставая, взяла уже налитую рюмку водки и выпила залпом. Карина опустила глаза.
  - Ну рассказывайте… Что молчите…
  - Нечего рассказывать, - ответил Володя. – У Карины… молодой человек узнал, что она беременна, и хочет чтобы она сделала аборт. Она не хочет. В такси у меня он стал её бить, ну я ему нарезал и выкинул из машины. Теперь Карина боится идти домой, потому что он придурок и убьёт её. Меня-то он будет искать и найдёт, но это моё дело… Вот и прошу тебя, Кать, приюти её пока у себя. Уладим дело это – в долгу не останусь…
  Катя слушала, закрыв глаза. Она лежала на боку, лицом к гостям. Казалось, что она спит. Карина смотрела на Катю. Владимир тихо сказал:
  - По-моему она спит…
  - Не сплю я! – сказала Катя, открывая глаза. – Я всё слышала. – Она повернулась к Карине. – А что твой парнишка женится-то не хочет на тебе? Будет семья…
  - Он женат, - тихо ответила она.
  - Сколько ему лет?
  - Тридцать семь.
  - А тебе?
  - Двадцать девять.
  Катя посмотрела удивлённо на неё, улыбнулась и встала с кровати. Подошла к телевизору и выключила его. Потом сказала насмешливо:
  - Понимаю тебя… Богатый папик… И это тоже проходили в жизни… Ну хорошо, что не я именно… Плохо твоё дело… Не женишь ты его на себе… И не надейся… Им всем нужно только одно. Впрочем, ты и сама это знаешь…
  - Да, - скорбно ответила Карина. – Я знаю. Но не знаю, что дальше теперь делать. С ним я не хочу быть…
  - Да тебе и не надо…
  Катя выпила ещё водки и легла на кровать. Можно было подумать по тому, что она не двигалась, что она спит. Владимир и Карина переглянулись и вышли на кухню.
  - Мне надо уехать ненадолго, - тихо сказал он. – Побудь пока здесь, придумаем мы что-нибудь…
  Карина оглядела кухню и села на стул возле окна. Опустила голову. Владимир молча вышел из квартиры.
  - Зачем всё это? – тихо спросила она себя, глядя в окно. – Зачем? Теперь я никому не нужна совсем. А что если бы не этот… человек… Он бы убил ребёнка… И меня бы убил… Ах, мама, мама… Стоило ли рожать на свет меня…

                                  Глава пятая.
  Кабинет следователя Иваненко Александра Васильевича напоминал с первого взгляда заброшенную библиотеку. Все два стола по краям были завалены бумагами, книгами, телефонными аппаратами и пепельницами, полных окурок. Окно всегда было открыто, несмотря на холодную ещё весну. Около старого шкафа стоял открытый сейф, с разными папками. Посередине стояли стулья.
  Дверь распахнулась и в кабинет влетел, видно с чье-то помощью, мужчина в чёрной рваной дублёнке, с разбитым лицом. Следом за ним зашёл следователь Иваненко. Подошёл к нему, взял за шиворот, и посадил на стул. Мужчина молчал, опустив голову. Александр Васильевич подошёл к окну, закурил, и не поворачиваясь лицом к избитому, как-то тихо спросил:
  - Так, Гартанов! Доигрался… Ты наверно совсем охренел…
  Гартанов сидел, тяжело дыша. Поднял голову, повернулся к Иваненко и как-то неестественно бодро ответил:
  - Будет знать, сука! Да это же лоханулся я!!!
  Следователь повернулся к нему, через плечо выбросил сигарету в окно (которая между прочим попала на шапку дежурному и прожгла до волос, пока он не спохватился), свирепо посмотрел на сидящего, рванулся к нему, ударил его ногой по лицу, с громким звуком. Гартанов резко слетел со стула, упав на пол, и громко стукнувшись о дверь кабинета. Иваненко подбежал к нему и стал избивать его по всем местам ногами с такой яростью, что ему вполне бы позавидовали бойцы без правил. Гартанов же глухо кричал в сторону двери, как бы надеясь, что его услышат и придут ему на помощь. Около десяти минут бил его Александр Васильевич. После остановился, отдышался. Отошёл к окну и закурил. Гартанов лежал неподвижно. Он потерял сознание от жестоких ударов.
  Следователь взял с подоконника графин с водой, подошёл к избитому, и вылил на голову его весь. Гартанов очнувшись, громко застонал держась то избитые бока, то за лицо, которое уже было всё совершенно залито кровью. Видны были только размывы от воды на шее и левой щеке. С трудом он встал и грузно сел снова на стул. Иваненко стоял и курил молча, не обращая внимания на него, отвернувшись к окну. Выбросил сигарету, он подошёл к избитому, посмотрел ему в лицо и снова спросил:
  - За что ты его?
  Гартанов поднял на него глаза. Один совсем заплыл и был похож на сливу. Он тихо ответил:
  - Он мне подложил эту суку…
  - Какую суку?
  - Которая от меня залетела, и теперь, шалава, хочет рожать…
  Александр Васильевич удивлённо поднял брови. Он не ожидал такого ответа. Он присел на краешек стола и проговорил:
  - Только-то всего, Гартан… Ты наверно того… дурак что ли… Подробно всё расскажи… Если не хочешь ещё огрести…
  Гартанов посмотрел на него злобно. Сверкали глаза. Он стал вытирать кровь с лица. Вдруг застонал и схватился за ребро. Потом отдышавшись, начал свой рассказ.
  - В общем так… Пять лет назад этот мудак Новатыш меня позвал в кабак с бабами отдохнуть. А мне-то по хер – дома жена просто задолбала. В общем, поехали мы. Приехали, с ним там была эта лярва. Ну выпили, потом трахнул её, потом чем-то зацепила меня эта шалавка. Стали встречаться. Видится иногда. Ну ничего такого. Она-то вроде и не давила на меня, разведись там, всё такое… Меня это устраивало! Подстилка она что надо… А разводиться я бы не смог, даже если бы хотел, всё на жену мою, тоже суку порядочную записано. Всё! Машина даже её… Купила меня тоже… И вот эта стерва подзаборная мне сегодня говорит – я беременна! Я охренел! Я ей и говорю – аборт и никаких колбасок. Не женюсь! Она – мне и не надо, мол, но ребёнка я хочу… Но я-то знаю!.. Эти бабы, простите я заругался, все они рано или поздно захотят напялить на себя свадебное платье и выйти замуж. По хер за кого… Сели мы в такси, едем, я ей одно, она мне другое.. Дал ей по морде, а таксист, говнюк, мне по репе, и из такси пинком… И укатили… Я поехал к ней, её дома нет… Ну ясно, теперь таксисту щель подставляет… Думаю, ну нет! Хер пока с ними! Потом обоих найду и глаза в жопу вставлю. Думаю Новатыш, сучонок, пойди подговорил эту лярву ребёнка подстроить, чтобы потом сдать меня жене, а сам в фирме на моё место. Я к нему приехал, он уже бухой в жопу на кухне. Я ему – ты чё же, падла такая, меня подставляешь? Чё специально подложил? Он – мне в лицо смеётся… Хер знает, как я так его бил головой об стену, что весь череп на части… Не знаю, начальник… В общем мутужу его по полной программе, какая-то баба влетела в комнату, я бросил этого говнюка, этой бабе по морде, и в туалете закрыл ей, чтобы не мешала. Пусть просрётся там по-нормальному. И опять к нему, а там уже… В общем сам видел… Мозги по стенам, кровища везде… Я испугался… Это вдребезги в буквальном смысле… Баба орёт в туалете… Я сам в кровищи… Кое-как отмылся… А тут вы на пороге и мне ввалили… Как будто я вам что-то плохое сделал…
  Следователь слушал его внимательно. Потом, когда Гартанов закончил свой рассказ, закурил, отошёл к окну. Долго смотрел на идущий уже весенний дождь. Потом стал вдруг тихо засмеялся. Вскоре его смех перешёл в громкий хохот. Гартанов уже с ужасом смотрел на него. Вскоре Иваненко перестал смеяться и повернул свою уже седую голову к нему. Лицо его было спокойно, как будто он сидел и смотрел телевизор. Он подошёл к столу, взял чистую бумагу, ручку, и протянул её Гартанову. Тот взял, но сразу сказал:
  - Я не могу писать, руки болят сильно…
  - Напишешь… - холодно и твёрдо сказал Иваненко. Он закрыл сейф и вышел. Гартанов с трудом, морща лицо от боли стал писать, оставляя на бумаге следы от крови…
  Следователь вернулся через час. Он был весел и доволен. Подошёл и взял бумагу, которую написал Гартанов. Тот сидел, угрюмо глядя на пол. Прочитал. Довольно кивнул и положил в какую-то пустую папку на столе. Посмотрел как-то странно на Гартанова и сказал:
  - Ну всё, Гартанов! Готовься! Вот ты убил своего лучшего кореша, а так и не понял, что если бы он хотел сдать тебя – то сдал, ещё тогда, когда ты кувыркался со своей бабой в кровати, и он мог бы это как-то заснять и отослать твоей жене. Ну в принципе ты ещё тогда, когда в молодости воровал в трамвае, умом не отличался. Новатыш поумнее-то тебя всегда был. Даже жаль его… Но дело не в этом! Тебя кореша-то его за такую штуку достанут и в тюрьме. За то, что ты замочил своего же кореша в его квартире, пьяного, беспомощного, и который никогда никого не сдавал (что нам мешало часто в работе) – они из тебя фарш сделают… Так что не достанешь ты никаких там таксистов и баб уже никогда! Достанут тебя!..
  Гартанов с диким ужасом смотрел на него. Ему казалось, что он проваливается куда-то и цепляться не за что. Иваненко посмотрел на него и сказал тихо:
  - Но могу облегчить… Хочешь? – Тот быстро кивнул. – Вот видишь окно… Так вот! Здесь восьмой этаж. Понимаешь? Ты сейчас прыгнешь и всё. И будет как бы попытка к бегству. Усёк?
  Гартанов минуту думал, и обречённо кивнул. Следователь злорадно улыбнулся. И отошёл к двери.
  - Я это делаю не для тебя… просто не хочу чтобы такая мразь, которая стольким жизнь сломала, прожил бы хоть ещё час… Давай.
  Следователь отвернулся к двери. Гартанов ковыляя подошёл к окну, залез на подоконник, со страхом посмотрел, и решил слезть. Но из-за слабости от побоев его покачнуло и он полетел с пронзительным криком вниз…
  Следователь молча вышел из кабинета и побежал вниз по коридору.

                               Глава шестая.

  Рязань. Лето 2009 года. Жара. По улице вдоль длинной дороги в центре города едет такси. В нём сидит Карина на заднем сидении. За рулём старик маленького роста. У Карины уже виден живот. Ей скоро рожать. Она красиво одета, на лице радостная улыбка. Но изредка она озабоченно поглядывает в мобильный телефон. Водитель через зеркало мрачно поглядывает на неё.
  Но вот наконец зазвонил телефон. Карина поднесла к уху телефон.
  - Да… Привет, любимый… Я уже еду… Что?.. Нет, хорошо чувствую себя… Жарко, правда… Что, что?.. Хорошо, пупсик… Люблю…
  Карина, очень довольная положила телефон в сумочку. Её ясный взгляд устремился на прохожих. Вдруг неожиданно она вздрогнула.
  На остановке стояла девушка. Она была пьяна, ей стоило больших трудов стоять на ногах. На ней была скромная одежда. Сумочка была расстёгнута. Явно кто-то вынул оттуда недавно кошелёк, телефон… Это была Катя.
  - Катя! – закричала Карина. – Остановите машину, остановите!
  Водитель испуганно остановил автомобиль. Карина тяжело и медленно вылезла из машины. Подошла к Кате. Та, стояла, опустив глаза, и держась за рекламную раскладушку рукой. Карина посмотрела ей в глаза.
  - Катька! Это ты? Что с тобой? – В её голосе слышались слёзы. Катя не реагировала. – Катя! Катя…
  Пьяные глаза посмотрели на Карину. Катя слабо улыбнулась. Взяла за руку подругу.
  - Карина… - Катя резко потеряла сознание…

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

  Два чёрных автомобиля остановились рядом с входом в центральный парк. Жара усиливалась. Из них вышли молодые люди. Красиво одетые. На лицах радость. Их было десять человек. Они вышли и пошли в сторону двух больших лавочек. В их руках были большие пакеты. Это были: парень крепкого телосложения, под руку с ним шла девушка, красивая, светловолосая, в тёмных очках. За ними следовал парень небольшого роста, длинноволосый, рядом шла высокая брюнетка. За ними шли два паренька, видно недавно закончившие только школу. Дальше следовали – парень в очках, тоже небольшого роста, рядом девушка. Замыкали шествие двое – красивая блондинка и высокий, красивый парень. Они прошли небольшую аллею, и свернули в сторону, где было мало солнца. Каждый из них шёл, что-то говоря. У каждого на лице были те эмоции, какие были в этот жаркий день в кругу близких людей. Кто-то смеялся, кто-то спорил, кто просто шёл молча, с лёгкой улыбкой поглядывая на своих друзей. Они сели на большие лавочки, друг напротив друга. Из пакетов они извлекли пиво, чипсы, кто-то достал пачку сигарет.
  Катя сидела недалеко от них. Хорошо одетая, в руках маленькая бутылочка минералки. Взгляд устремлён был вдаль, в небо, в облака.
  Её привлёк шум приехавших людей.
  - Ну ёпти, Макс! Куда, блядь, поставил пиво? Убери…
  - Не ори…
  - А вы зачем ехали на автобусе? Экспрессом лучше…
  - Дай телефон. Дэну позвоню, куда-то он делся…
  - Давайте сфоткаемся!
  - Блин, куда я сигареты дел?..
  - А здесь красиво! Мне уже Рязань нравится!
  - Да я всё поняла!..
  - Бери пиво, пациент! Хватит микрофонить…
  - И чё? Мне насрать – не поступлю, буду работать! Или в армию…
  - В общем давайте сфоткаемся…
  Катя с грустной улыбкой смотрела на молодых людей. Ей нравилось, как в них кипит жизнь.
  «Молодцы, - думала она. – Какие они счастливые…»
  Весёлая компания встала в ряд фотографироваться. Высокий парень щёлкнул фотоаппаратом. На фотографии вышли все хорошо. Но никто не заметил, что недалеко, попав в кадр, прошла Катя. Для неё наступила тишина…

  Все права защищены. Повествование написано в период декабрь 2008 – август 2009.
  Все персонажи вымышлены и не имеют к реальной жизни никакого отношения.
  (с) 2009 «Диалоги с тишиной 2. Аксон»